Навигация: Проза > Отстоять себя Повесть > Глава 14
- Размер шрифта:
Глава 7
«Поэты начала ХIX века»
(письмо к Эле)
Он снова сел за стол и стал писать.
«В начале девятнадцатого века наряду с поэтами-романтиками школы Жуковского творили продолжатели демократических традиций русского классицизма восемнадцатого века: князь Долгоруков, Семён Бобров, драматург Озеров. Но уже возвещали преддекабристскую эпоху в литературе Андрей Тургенев, Милонов, А. Воейков. Сатирик Долгоруков стоит особняком в этой когорте хороших поэтов, быстро забытых всеми. Он пишет длинные сатиры, надев на себя маску шута и подтрунивая над собой, над своей внешностью, грубо сделанной с помощью топора. Он подчёркивает свой дилентантизм в поэзии, бравирует сибаритством и ленью. Прикрываясь этими личинами – что, мол, возьмёшь с шута?!, - он хлещет по мордасам сильных мира сего, своих собратьев по классу дворян крепостников, да и себя самого стороной не обходит. Мне очень жаль, что его творчество кануло в Лету под сенью великих современников!
Трагична судьба некоторых поэтов начала девятнадцатого столетия. Панкратий Сумароков – младший родственник знаменитого соперника М.В. Ломоносова на Парнасе – был осуждён на каторгу в возрасте 19 лет за попытку подделать ассигнацию. Ю.М. Лотман, написавший предисловие к сборнику «Поэты начала ХIХ века», с болью пишет о необдуманном поступке юноши. Отбыв каторгу, Панкратий поселился в Тобольске (там ему было предписано жить) и занялся просветительской деятельностью. Он издавал литературный журнал, сплотил вокруг себя немногочисленную интеллектуальную элиту, пишущую стихи и так – ошивавшуюся рядом с авторами журнала. Свои же стихи он предпочитал отсылать в Петербург, где их печатали в альманахе «Цветник», откуда , в основном, он и приобрёл некоторую известность.
«Высокий» по штилю сатирик Милонов происходил из немногочисленных тогда разночинцев, был беден и пьющ, от нужды и голода умер молодым. Вспоминают, как однажды он пришёл к Гнедичу – грязный, оборванный и пьяный . Плакал и жаловался на судьбу:
- Нет, только там, он возвёл палец к небу,- найду я успокоение!
Гнедич подвёл его к зеркалу:
- Посмотри на себя! Пустят ли тебя туда?
Драматург Озеров сошёл с ума, поэт Константин Батюшков – тоже. Андрей Тургенев умер в возрасте 19 лет от «горячки с пятнами». Он был надеждой русской поэзии и критики. Об этом говорят дошедшие до наших дней речи Андрея Тургенева в московском «Дружеском литературном обществе». В те времена литературные общества плодились и размножались с лёгкостью необыкновенной. Очень воинственной и шумной была «Беседа любителей русского слова». Позже критики иногда её ошибочно называли «Беседой любителей российской словесности». Возглавлял «беседу» адмирал Шишков, ревнитель архаической русской словесности. Не менее влиятельными в «беседе» были драматург князь Шаховской и учёный-филолог Шихматов. Они враждовали с карамзинистами, но по существу были предшественниками романтиков. Их речь изобиловала архаизмами, а в теории и практике языка они стремились очистить русскую речь от неологизмов и иностранных заимствований. Пуризм – хотя такое слово они бы не приветствовали. Журнальная полемика той поры мало чем отличалась от площадной брани. Цензура не налагала на полемику сдерживающей узды. Она следила лишь за тем, чтобы не было ущемлено достоинство Императора и его приближённых, а также чтобы не была задета церковь, православная религия. Шла жестокая литературная травля как со стороны шишковистов («беседчиков»), так и со стороны карамзинистов. Правительство придерживалось тактики «деритесь, как хотите». В советском литературоведении выработалось мнение: «беседчики» травили Жуковского, Карамзина и молодого Пушкина. Но как Жуковский, Карамзин и молодой Пушкин остроумно им отвечали!.. Но перечитаем хотя бы эпиграммы молодого Пушкина и увидим, что брань всегда есть брань и гениальность ей слабое прикрытие. Современные литературные пародии по сравнению с этими эпиграммами кажутся верхом этичности по отношению к предмету пародирования. Аргументы в пылу полемики часто касались личностей, а не только литературных произведений. Так шишковисты травили драматурга-классика Озерова, а когда тот сошёл с ума, то романтики не замедлили обвинить в этом шишковистов: мол, довели! Оснований к этому было мало, а о наследственности тогда никто не знал и не думал. Теперь, с высоты познаний нашей генетики мы видим, ознакомившись с родословной некоторых литераторов, в частности Озерова и Константина Батюшкова, что у них была плохая наследственность по линии психического здоровья.
Зато отменным здоровьем, в том числе и психическим, обладал дядя великого поэта Василий Львович Пушкин, организатор литературного общества «Арзамас», написавший фривольную поэму «Опасный сосед» с использованием нецензурной лексики. Главный герой поэмы с говорящей фамилией Буянов вместе с автором посетили публичный дом в Москве и учинили там дебош. Буянов – сосед автора по имению. Он упомянут в «Евгении Онегине» А.С. Пушкиным и представляет собой литературного предшественника Ноздрёва Н.В. Гоголя. Василий Львович не испугался выставить себя в смешном и сомнительном в нравственном отношении виде. Поэт князь Долгоруков тоже выставлял себя шутом, выставляя напоказ своё физическое уродство и псевдоглупость. Но он никогда не говорил о том, что пренебрегает нравственными нормами. Наоборот, нравственность «лирического» героя Долгорукова противопоставляется его физическому уродству и умственной неразвитости.
Вообще Василий Львович Пушкин – симпатичный человек, свой парень в кругу дворянских повес. Хорош он и как стихотворец той поры на фоне вычурных архаиков-шишковистов, хотя писал неровно. Был он не без греха, несколько трусоват, что видно из его поведения в момент занятия войсками Наполеона Москвы. Василий Львович бросил своё имение в Москве и бежал в Нижний Новгород, бросив дом и прекрасную библиотеку, которые сгорели во время пожара в 1812 году.
На этом месте после возвращения был построен дом, который и поныне стоит у площади Разгуляй с мемориальной доской, возвещающей, что в этом доме у своего дяди бывал А.С. Пушкин. Новый дом сильно уступает в отделке прежнему. Об этом упоминает в письмах Александр Сергеевич. Настрадавшийся в бегстве Василий Львович посвятил гостеприимным ниженовгородцам «на радости избавления» стихотворное послание на манер оратории с рефреном:
«Примите нас под свой покров,
Питомцы волжских берегов!»
Действительно, Василия Львовича трудно себе представить московским ополченцем или диверсантом, поджигающим Москву. Но с трудом также верится и в то, что он лояльно относился бы к французам, останься он в Москве. Впрочем, кто знает?.. А.С. Пушкин в зрелые годы с грустью вспоминал библиотеку дяди в этом доме. Как бы то ни было они по-родственному очень любили друг друга.
Как же так отважился трусоватый Василий Львович написать и всем показывать свою полупорнографическую поэму «Опасный сосед»? Совсем в духе «Луки Мудищева» Баркова, поэта восемнадцатого века? Не было ли тут влияния «младшего» арзамасца – отчаянного гусара Дениса Давыдова, героя войны 1812 года, писавшего стихотворения иногда фривольного характера? Литературное общество Арзамас сплотило на многие годы штатского Василия Львовича с храбрецом-генералом Денисом Давыдовым в единую команду литературных единомышленников. Ах, Василий Львович! Не беда, что Ваша лучшая вещь не была опубликована при Вашей жизни! Её и так все знали и читали друг другу. Помним и до сих пор!"