Навигация: Проза > Отстоять себя Повесть > Глава 10
- Размер шрифта:
Глава 5
Десятый класс
Глава посвящается учительнице старших классов
Наталии Романовой
Наталии Романовой
Гоша понимал, что нельзя до седой бороды носить пионерский галстук. В ансамбле тоже понимали это. Ведь если Тамара Синявская вынуждена была покинуть этот прославленный коллектив, то что говорить о каком-то солисте на домре. Однако всё это было грустно , и во многом приходилось переступать через себя. Виктор Иванович Чунин готовил Гошу для поступления в Гнесинское музыкальное училище по классу домры. Для вступительного экзамена он сам создал транскрипцию-аранжировку для домры второго пушкинского вальса С. Прокофьева, который Гоша с удовольствием разучил и сыграл в Гнесинке, а до этого и на концерте локтевских ветеранов. Но сам Гоша был поглощён поэзией и мечтал поступить в какой-нибудь гуманитарный ВУЗ. Но он ещё не определил для себя: в какую область ему двигаться - в музыкальную или литературную. Он также усиленно занимался освоением немецкого языка. В конце концов, Гоша, поняв, что в школе он не получит необходимых знаний по языку, стал заниматься с репетитором Лорой Андреевной, которая ничего не брала за занятия . Гошина мама всеми силами пыталась помирить её с мужем, с которым та расходилась, но любила его безумно - неизвестно за что. Дело кончилось тем, что Гоша сдал за него экзамен на курсах сценаристов на телевидении по короткометражному фильму "Зимний дуб" - и тот прошёл, будучи абсолютной бездарью. На этом репетиторство закончилось. Но Гоша до сих пор помнит отрывки, которые заучивал наизусть на немецком языке из книги Бернгарта Келлермана "Пляска смерти".
Однажды Гоша купил три билета на литературный вечер в Политехнический музей и пригласил сходить вместе с ним Бориса и Юлию Александровну. На такие вечера билеты купить было довольно трудно, но Гоша жил рядом с Политехническим музеем в переулке и часто проходил мимо 9-го подъезда , где были афиши и касса. Он случайно попал в такой момент, когда и народу в кассу почти не было , и билеты были. Юлия Александровна с радостью согласилась, Борис - тоже. Вечер оказался на редкость удачным, выступали многие знаменитые уже тогда поэты, которых позже назовут шестидесятниками: Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Булат Окуджава и Андрей Вознесенский. Зал был переполнен. Овации гремели почти после каждого стихотворения или песни. Ловили каждое слово, ища в стихах неслыханные дотоле откровения , политические и поэтические. Всё казалось смелым и гениальным. После вечера долго втроём гуляли по центру Москвы и обсуждали увиденное и услышанное. Тогда Гоша сказал, что наибольшее впечатление на него произвели стихи А. Вознесенского. Через некоторое время Юлия Александровна пригласила Гошу на поэтический вечер Вознесенского в МГУ , бывший в Коммунистической аудитории экономического факультета на Манежной площади. Прорваться туда, даже с билетами, было нелегко. Люди сидели на ступенях лестницы и толпились у дверей...
Возвращались они по направлению к гошиному дому вверх по проспекту Маркса к площади Дзержинского (теперь улица Охотный ряд и Лубянская площадь). В возникшей паузе молодая учительница сама предложила Гоше: "У нас ведь совсем небольшая разница в возрасте. Давай между собой перейдём на "ты"! Гоша молча кивнул головой в знак согласия, и беседа продолжалась. Гоша недавно прочитал поэму Дмитрия Кедрина про Постника и Барму. Это напомнило ему про поэму Вознесенского "Мастера". Он сказал:
- Знаешь, Юля, в поэме "Мастера" в Вознесенском чувствуется выпускник Архитектурного института. Но мне кажется, лучше сюжет про зодчих раскрыт у Дмитрия Кедрина. Так и называется его поэма "Зодчие". Мне очень нравится поэзия Дмитрия Кедрина, который так нелепо погиб от бандитского ножа в тридцатые годы, когда он поздно вечером возвращался со станции к себе на дачу.
- Я думаю,- возразила Юля,- что всё дело в непохожести Вознесенского ни на кого, в том числе и на Кедрина, в его напористости, дерзости, мальчишестве.
- Ну, что ты! Даже названия схожие. Несколько лет назад мне удалось купить у спекулянта книжечку Вознесенского "40 отступлений из поэмы "Треугольная груша". Я прочитал эту книжечку не один раз, кое-что запомнил наизусть и понял , что Вознесенский - очень русский поэт. Как и Кедрин, впрочем. В этом тоже их сходство. Но меня немного коробит модернизм Вознесенского.
- Просто нестаромодность. Современность.
И Юля процитировала:
-"Леса мои сбросили кроны, пусты они и грустны, как ящик с аккордеона, а музыку - унесли". Это описание подмосковного леса с островками дачных посёлков и ровными просеками.
Гоша продолжил цитировать: "Спасибо, что в рощах осенних ты встретилась, что-то спросила и пса волокла за ошейник, а он упирался, спасибо..."
- Конечно, щедрый талант. Он всегда видит перед собой читателя-друга. И сколько юмора с озорством , переходящего в серьёзность.
Юля снова цитирует:
"Богу - богово,
а Бокову - Боково!..
(Он кого-то укокошил,
говорят, он давит кошек.
Ловит женщин до утра,
нижет их на вертела)."
Она смеётся. Её круглое лицо становится похожим на улыбающуюся луну. Гоша мягко подсмеивается, а Юля продолжает:
- Это стихотворение было прочитано Вознесенским на юбилее Бокова, который и сам прекрасный поэт.
- Капустник,- заметил Гоша,- его показывали по телевидению. Публика отсмеялась. Боков тоже. А Вознесенский неожиданно взял серьёзный тон:
"Но я прощу все сплетни, байки,
когда, взявши балалайку,
синеок, как образа,
заглядится в облака..."
Возвращались они по направлению к гошиному дому вверх по проспекту Маркса к площади Дзержинского (теперь улица Охотный ряд и Лубянская площадь). В возникшей паузе молодая учительница сама предложила Гоше: "У нас ведь совсем небольшая разница в возрасте. Давай между собой перейдём на "ты"! Гоша молча кивнул головой в знак согласия, и беседа продолжалась. Гоша недавно прочитал поэму Дмитрия Кедрина про Постника и Барму. Это напомнило ему про поэму Вознесенского "Мастера". Он сказал:
- Знаешь, Юля, в поэме "Мастера" в Вознесенском чувствуется выпускник Архитектурного института. Но мне кажется, лучше сюжет про зодчих раскрыт у Дмитрия Кедрина. Так и называется его поэма "Зодчие". Мне очень нравится поэзия Дмитрия Кедрина, который так нелепо погиб от бандитского ножа в тридцатые годы, когда он поздно вечером возвращался со станции к себе на дачу.
- Я думаю,- возразила Юля,- что всё дело в непохожести Вознесенского ни на кого, в том числе и на Кедрина, в его напористости, дерзости, мальчишестве.
- Ну, что ты! Даже названия схожие. Несколько лет назад мне удалось купить у спекулянта книжечку Вознесенского "40 отступлений из поэмы "Треугольная груша". Я прочитал эту книжечку не один раз, кое-что запомнил наизусть и понял , что Вознесенский - очень русский поэт. Как и Кедрин, впрочем. В этом тоже их сходство. Но меня немного коробит модернизм Вознесенского.
- Просто нестаромодность. Современность.
И Юля процитировала:
-"Леса мои сбросили кроны, пусты они и грустны, как ящик с аккордеона, а музыку - унесли". Это описание подмосковного леса с островками дачных посёлков и ровными просеками.
Гоша продолжил цитировать: "Спасибо, что в рощах осенних ты встретилась, что-то спросила и пса волокла за ошейник, а он упирался, спасибо..."
- Конечно, щедрый талант. Он всегда видит перед собой читателя-друга. И сколько юмора с озорством , переходящего в серьёзность.
Юля снова цитирует:
"Богу - богово,
а Бокову - Боково!..
(Он кого-то укокошил,
говорят, он давит кошек.
Ловит женщин до утра,
нижет их на вертела)."
Она смеётся. Её круглое лицо становится похожим на улыбающуюся луну. Гоша мягко подсмеивается, а Юля продолжает:
- Это стихотворение было прочитано Вознесенским на юбилее Бокова, который и сам прекрасный поэт.
- Капустник,- заметил Гоша,- его показывали по телевидению. Публика отсмеялась. Боков тоже. А Вознесенский неожиданно взял серьёзный тон:
"Но я прощу все сплетни, байки,
когда, взявши балалайку,
синеок, как образа,
заглядится в облака..."
- А как он описывает пикник у Бокова на даче в том же стихотворении. Боков готовит шашлыки и при этом "бешен, как шаман, и бормочет: "Ах, шарман!",- продолжает Юля.
Гоша посерьёзнел и тихо сказал:
- Говорят, Боков отсидел в лагерях... Его спасла женщина, его жена, когда он вышел... Вообще, Юля, мне кажется, что будущая неизбежная трагедия мира - это, прежде всего, трагедия женщины, продолжательницы рода человеческого. Помнишь, у Вознесенского:
"К лучшей женщине мира
беда добралась..." ?
- Ну, зачем так глобально?
Гоша продолжает тему:
- "Начинается с дач,
с лимузинов, с небритых мужей,
начинается сдача
самых чистых её рубежей".
Это - болезнь. "Рак души", по определению поэта.
- А дальше, -говорит Юля:
"Но чист её высокий свет,
отважный и божественный.
Религий -нет,
знамений -нет.
Есть
женщина!.."
Гоша посерьёзнел и тихо сказал:
- Говорят, Боков отсидел в лагерях... Его спасла женщина, его жена, когда он вышел... Вообще, Юля, мне кажется, что будущая неизбежная трагедия мира - это, прежде всего, трагедия женщины, продолжательницы рода человеческого. Помнишь, у Вознесенского:
"К лучшей женщине мира
беда добралась..." ?
- Ну, зачем так глобально?
Гоша продолжает тему:
- "Начинается с дач,
с лимузинов, с небритых мужей,
начинается сдача
самых чистых её рубежей".
Это - болезнь. "Рак души", по определению поэта.
- А дальше, -говорит Юля:
"Но чист её высокий свет,
отважный и божественный.
Религий -нет,
знамений -нет.
Есть
женщина!.."
- Да, это из жуткого стихотворения "Бьют женщину", окончание которого необыкновенно высоко:
"Она как озеро лежала
стояли очи как вода
и не ему принадлежала
как просека или звезда
и звёзды по небу стучали
как дождь о чёрное стекло
и скатываясь остужали
её горячее чело"
-Здесь и знаки препинания ему не нужны, - резюмирует Гоша...
Вот так , не спеша, Гоша с Юлей добрались по ночной Москве до переулка , где жил Гоша, и распрощались. Юля поехала к себе домой, метро ещё работало...
Борис тоже переживал увлечение поэзией Вознесенского.
- Плюю на время, говорил он словами битников из монолога Вознесенского, когда Гоша напоминал ему, что надо бы готовиться к сдаче контрольных по всем предметам. Приближались майские праздники, а с ними и годовые контрольные, которые Бориса не страшили, а Гоша всё больше напрягался и уходил в учёбу. К нему продолжали приходить домой ребята, которым нужна была помощь, и Гоша с удовольствием делал с ними домашние задания.
Среди них был один - Серёжа Каюров - , который категорически не хотел учиться, а приходил к Гоше потому, что ему нравилось после школы находиться среди ребят. Особенно Серёжа конфликтовал с химичкой, пожилой учительницей, которая быстро раскусила, что домашние задания по химии за него выполнял Гоша. Она почти каждый урок вызывала Сергея к доске, и он не вылезал у неё из двоек. Сергей злился и, тараща глаза, говорил ребятам: "Я её, суку, доведу до состояния оргазма!",- не совсем понимая, что такое оргазм. Даже на занятиях по гражданской обороне он умудрялся получать пары, называя , например, среди нервно-паралитических газов "душераздирающие", видимо, по сходству звучания с удушающими. В субботу перед первомайскими праздниками, их было три дня, в школе была генеральная уборка. В конце уборки химичка что-то замешкалась в химкабинете, а Сергей дождался , когда все разошлись, взял со стенда ключ от химкабинета и запер там химичку. Потом повесил ключ на место и ушёл... После праздников на первый урок в гошином классе вместе с учителем по математике, которая должна была быть по расписанию, в класс вошли директриса Любовь Павловна и химичка, бледная и трясущаяся. Сергея быстро вывели на чистую воду, да он не особенно и сопротивлялся, а химичка с дрожью в голосе сказала: "Я воду из аквариума пила". Директриса моментально исключила Сергея из школы, и он пошёл в ПТУ учиться на слесаря. Позже Гоша встречал его. Он стал хорошим слесарем по автомобилям и зарабатывал неплохие деньги. Быстро женился, завёл детей и был счастлив.
В классе были и другие хулиганы, но более безобидные. Например, Жора Рябов и Серёжа Бондаков. Они любили подтрунивать над двумя подружками: Раей Рачек и Верой Вайцлер. Ребята, выбрав паузу на перемене, выкрикивали: "Рачек, Вайцлер - де ла твист!" - И один из них протяжно подтверждал : "Твииииииииииист". Девчонки говорили : "Дураки!" ,- и убегали.
Что же касается Гоши, то и он не был неприкасаемым. Ребята из соседнего "А", зная, что он помогает отстающим, придумали такой финт. В десятом "А" изучали английский, и там были дети весьма высокопоставленных родителей . Так вот , два друга - Саша Куртов (будущий дип. работник в Великобритании ) и Лёва Скарута - первый высокий , а второй - маленький, вдруг на большой перемене падали перед Гошей на колени, подползали к нему и говорили хором: "Учитель, перед именем твоим позволь смиренно преклонить колени!" - И Гоша , принимая игру, отвечал им по-английски:
"That's all right my darlings all right!"
"Она как озеро лежала
стояли очи как вода
и не ему принадлежала
как просека или звезда
и звёзды по небу стучали
как дождь о чёрное стекло
и скатываясь остужали
её горячее чело"
-Здесь и знаки препинания ему не нужны, - резюмирует Гоша...
Вот так , не спеша, Гоша с Юлей добрались по ночной Москве до переулка , где жил Гоша, и распрощались. Юля поехала к себе домой, метро ещё работало...
Борис тоже переживал увлечение поэзией Вознесенского.
- Плюю на время, говорил он словами битников из монолога Вознесенского, когда Гоша напоминал ему, что надо бы готовиться к сдаче контрольных по всем предметам. Приближались майские праздники, а с ними и годовые контрольные, которые Бориса не страшили, а Гоша всё больше напрягался и уходил в учёбу. К нему продолжали приходить домой ребята, которым нужна была помощь, и Гоша с удовольствием делал с ними домашние задания.
Среди них был один - Серёжа Каюров - , который категорически не хотел учиться, а приходил к Гоше потому, что ему нравилось после школы находиться среди ребят. Особенно Серёжа конфликтовал с химичкой, пожилой учительницей, которая быстро раскусила, что домашние задания по химии за него выполнял Гоша. Она почти каждый урок вызывала Сергея к доске, и он не вылезал у неё из двоек. Сергей злился и, тараща глаза, говорил ребятам: "Я её, суку, доведу до состояния оргазма!",- не совсем понимая, что такое оргазм. Даже на занятиях по гражданской обороне он умудрялся получать пары, называя , например, среди нервно-паралитических газов "душераздирающие", видимо, по сходству звучания с удушающими. В субботу перед первомайскими праздниками, их было три дня, в школе была генеральная уборка. В конце уборки химичка что-то замешкалась в химкабинете, а Сергей дождался , когда все разошлись, взял со стенда ключ от химкабинета и запер там химичку. Потом повесил ключ на место и ушёл... После праздников на первый урок в гошином классе вместе с учителем по математике, которая должна была быть по расписанию, в класс вошли директриса Любовь Павловна и химичка, бледная и трясущаяся. Сергея быстро вывели на чистую воду, да он не особенно и сопротивлялся, а химичка с дрожью в голосе сказала: "Я воду из аквариума пила". Директриса моментально исключила Сергея из школы, и он пошёл в ПТУ учиться на слесаря. Позже Гоша встречал его. Он стал хорошим слесарем по автомобилям и зарабатывал неплохие деньги. Быстро женился, завёл детей и был счастлив.
В классе были и другие хулиганы, но более безобидные. Например, Жора Рябов и Серёжа Бондаков. Они любили подтрунивать над двумя подружками: Раей Рачек и Верой Вайцлер. Ребята, выбрав паузу на перемене, выкрикивали: "Рачек, Вайцлер - де ла твист!" - И один из них протяжно подтверждал : "Твииииииииииист". Девчонки говорили : "Дураки!" ,- и убегали.
Что же касается Гоши, то и он не был неприкасаемым. Ребята из соседнего "А", зная, что он помогает отстающим, придумали такой финт. В десятом "А" изучали английский, и там были дети весьма высокопоставленных родителей . Так вот , два друга - Саша Куртов (будущий дип. работник в Великобритании ) и Лёва Скарута - первый высокий , а второй - маленький, вдруг на большой перемене падали перед Гошей на колени, подползали к нему и говорили хором: "Учитель, перед именем твоим позволь смиренно преклонить колени!" - И Гоша , принимая игру, отвечал им по-английски:
"That's all right my darlings all right!"
Гоша присоединил к литературным вечерам концерты классической музыки, без которой ни он, ни Юля, ни Гурка, который ходил с ними вместе, не мыслили свою жизнь. Тогда , в середине шестидесятых, очень легко было купить абонемент на органную музыку и на скрипичные концерты. В концертном зале Консерватории Гоша часто видел Любку в сопровождении интернатских подруг. Они раскланивались друг с другом, но не приближались и не вступали в разговор. Любка была замкнута и молчалива. От прежней дружбы остались одни воспоминания, но и их хватало на то , чтобы Гоша тянулся к своей интернатской подруге и был счастлив , увидев её. Гоша был музыкально подготовленный парень, и поэтому он рассказывал Юле и Гурке про Баха и Моцарта, про Чайковского и Рахманинова. При этом он безотчётно повторял слова Стаса Гусева, что Рахманинов выше Чайковского. Это убеждение Стас так сумел глубоко внедрить в юношескую душу, что и много позже Гоша думал всё так же, не осознавая того, что нельзя этих равноценно великих музыкантов и творцов музыки расставлять по полочкам.
Гоша замечал, что Борису всё больше нравится Юля, а Юле всё больше нравился Гоша. Образовался классический треугольник. Гоша иногда грубо разговаривал с Борисом. Он говорил ему, что здесь не Америка, а он не битник.
-Тебе бы только чернить Америку, - возражал Борис.- А про секвойю Ленина в Калифорнийском парке помнишь?
Гоша замечал, что Борису всё больше нравится Юля, а Юле всё больше нравился Гоша. Образовался классический треугольник. Гоша иногда грубо разговаривал с Борисом. Он говорил ему, что здесь не Америка, а он не битник.
-Тебе бы только чернить Америку, - возражал Борис.- А про секвойю Ленина в Калифорнийском парке помнишь?
И Борис стал цитировать Вознесенского:
- "орудует землечерпалка
зияет яма в центре парка.
Табличка в тигле сожжена.
Секвойи нет.
Но есть она..."
Воинствующий оптимизм! А вот ещё подтверждение этому:
"Пожар в Архитектурном.
По залам, чертежам
амнистией по тюрьмам
пожар... пожар."
Вместе с дипломной работой выпускника Вознесенского
"всё выгорело начисто.
Вздыхателей полно.
Всё - кончено.
Всё - начато.
Айда - в кино!"
И Гоша с Гуркой пошли в кино, в Колизей, ближайший кинотеатр от их школы.
- "орудует землечерпалка
зияет яма в центре парка.
Табличка в тигле сожжена.
Секвойи нет.
Но есть она..."
Воинствующий оптимизм! А вот ещё подтверждение этому:
"Пожар в Архитектурном.
По залам, чертежам
амнистией по тюрьмам
пожар... пожар."
Вместе с дипломной работой выпускника Вознесенского
"всё выгорело начисто.
Вздыхателей полно.
Всё - кончено.
Всё - начато.
Айда - в кино!"
И Гоша с Гуркой пошли в кино, в Колизей, ближайший кинотеатр от их школы.
Посмотрев (не до конца) какой-то производственно-нравственный фильм , ребята пошли в "Зарядье", на первом этаже ныне не существующей гостиницы "Россия", и здесь им повезло. Они взяли билеты на исторический фильм из эпохи Ивана Грозного. Возвращаясь домой, Гоша, всё ещё под мрачным впечатлением фильма, цитировал всё того же Вознесенского:
"Жизнь - смена пепелищ.
Мы все перегораем.
Живёшь - горишь."
Борис в тон подхватывал:
"Их величеством поразвлечься
прёт народ от Коломн и Клязьм.
Их любовница контр-разведчица,
англо-шведско-немецко-греческая...
Казнь!"
- Слишком на поверхности историческая параллель, - скептически заметил Гоша - не то по поводу фильма, не то по поводу стихов Вознесенского, процитированных Борисом.
- А я люблю, - возражал Борис,- и фильм , и стихи заставляют думать.
- А мне больше нравится "простой" Вознесенский,- говорил Гоша, пока они провожали друг друга домой , наверное, уже в пятый раз, и никак не могли расстаться.- Помнишь, "мёрзнет девочка в автомате..."? Чем оно хватает за душу, это стихотворение? В нём нет ни сложных метафор, ни броских сравнений. Оно прозрачно, как морозный воздух. И этот полудетский, полуженский плач от мёрзлых фраз в трубке...
- Не знаю... Но мне кажется, что Вознесенский везде находит такое сравнение или метафору, что они тут же запоминаются. Вот: "электроплитками пляшут под ней города". Или "на мизинце моём твоё солнце - как божья коровка"...
- Это гипербола. Образ поэта здесь больше образа солнца. А вот "присел заграничный гость, будто вбитый по шляпку гвоздь" - чистое сравнение. Хотя Вознесенский часто усиливает впечатление, совмещая несколько литературных тропов.
- А по-моему - главное, что душа у него благородная и ум глубокий.
- И мастерство, мастерство... "Россия,- я твой капиллярный сосудик, мне больно, когда тебе больно, Россия!" Это из "Лонжюмо".
- Лонжюмо-то, Лонжюмо, а фраза насквозь русская.
- Согласен.
Так, рассуждая о поэзии Вознесенского, они ходили по центру ночной Москвы, и приближающееся лето уводило их из десятого в выпускной одиннадцатый класс.